«Потому что
такова моя природа». Томас Моргенштерн рассказывает о
последних месяцах
Сейчас, когда приходит время подводить итоги только что
закончившегося сезона, мало у кого возникает сомнение
в том, что одним из главных героев года является Томас
Моргенштерн. Томас, подобно Фениксу из древних мифов,
сгорал и воскресал из пепла не раз, снова и снова доказывая,
что он - человек изумительной силы духа и удивительной
судьбы. Весь год его имя не слезало с первых полос австрийских
газет. Но чужие слова это одно, а прямая речь - совсем
другое. На днях Моргенштерн написал пронзительный текст
для сайта своего главного спонсора Red Bull, в котором
рассказал про последние месяцы своей жизни. И этим текстом
сложно не поделиться.
Прозрение
Я сижу на стартовой лавке. Мне страшно. Как никогда
прежде я понимаю, почему эта неудобная балка, на которую
я опустился, называют по-немецки «дрожащей лавкой». Сегодня
прекрасный безветренный день. Я делаю глубокий вдох, и
воздух белым облачком покидает мое тело. Я закрываю глаза.
Время пробуждения
Я открываю глаза. Я не знаю, где я. Все залито ярким светом.
Я лежу на кровати, укрытый простыней, которая доходит
мне до груди. Вокруг меня белые стены и потолок, и неоновые
лампы заполняют комнату искусственными лучами. Я в больнице.
Снова. Но почему? Я не знаю.
Мое тело болит. Мое лицо, моя шея, моя голова, моя спина
- вообще все. Провода и трубки соединяют меня с разными
устройствами. Я ломаю голову, что же могло произойти.
И я не помню. Все, что я помню, это Турне четырех трамплинов.
После падения в Титизее-Нойштадте я вышел на старт к началу
Турне и занял второе место. Но дальше в моей голове -
зияющая пропасть.
Я беспомощно оглядываюсь по сторонам. Я пытаюсь привстать,
и, стиснув зубы от боли, у меня получается. Я нажимаю
на звонок, и в комнату сразу заходит медсестра. Она справляется
о моем самочувствии и зовет доктора, который приходит
несколько минут спустя. Они в двух словах рассказывают
мне, что произошло. Что у меня много ангелов-хранителей.
И я уже прежде слышал эти слова, они всплывают в моей
голове. Они задают мне вопросы: что я помню, что у меня
болит, что мне принести. Этот разговор быстро изнуряет
меня. Я чувствую слабость и усталость. Доктор говорит,
что мне нужен отдых. И он чертовски прав.
Я открываю глаза и снова оказываюсь сидящим на стартовой
лавке. Я моргаю, солнце слепит меня даже сквозь очки.
Вокруг меня - ярко-голубое небо, без единого облачка.
Я смотрю на ветровые флажки, вертикально свисающие вдоль
железных флагштоков и лишь изредка слегка покачивающиеся
от колыхания воздуха. Я пытаюсь поймать взгляд Хайнца
Кюттина, стоящего на тренерской бирже, и он одобрительно
кивает головой.
Взгляды говорят больше слов
Дверная ручка медленно поворачивается. Дверь тихо открывается,
и в палату входят мои родители: сначала мой отец, а за
ним моя мать. С каменными лицами они подходят к кровати.
Мои глаза блуждают от папы к маме. И я замечаю мамин взгляд
и ощущаю всю тяжесть у нее на душе.
Никакие слова не могли выразить больше, чем один этот
взгляд. Я вижу ее беспокойство, глубокий страх и бесконечно
много вопросов. Ее неуверенность как в зеркале отражается
и на моем лице, но она изо всех сил старается держаться.
Сила ее эмоций ощущается на расстоянии.
Все эти годы, что я занимался прыжками с трамплина, моя
мать выполняла обычную роль матери: она волновалась за
меня. Она переживала вместе со мной, радовалась вместе
со мной, страдала вместе со мной. Я привык к этому, и
ее волнение всегда дарило мне то внутреннее ощущение теплоты,
которое чувствуешь, когда знаешь, что тебя любят и о тебе
заботятся. Мы много раз разговаривали с ней об этом, и
я доказывал ей, что беспокоиться не о чем. Моя мама -
сильная, и она принимала мои решения и все связанные с
ними риски.
Теперь эта стена сломлена. Для нее и для меня. В ней зияет
огромная брешь, за которой лишь неопределенность и знаки
вопроса. Я понимаю, что в этот раз, сам того не желая,
перешел черту, и наше доверие пострадало на горе приземления
в Бад Миттерндорфе не меньше, чем мое тело.
Мы разговариваем друг с другом. Я говорю, что все неплохо,
и пытаюсь успокоить ее. Мы разговариваем о будничной чепухе,
родители пересказывают новости из дома и передают многочисленные
пожелания от моих друзей и знакомых. И я почти физически
ощущаю вопрос, так и не сорвавшийся с языка мамы: «Будешь
ли ты продолжать?». Но она не задает его, и я безмерно
благодарен за это. Мне снова нужен отдых. Когда родители
выходят из комнаты, я закрываю глаза и понимаю, что все
еще чувствую взгляд моей матери. Я чувствую его и сегодня.
Хайнц не смотрит на меня. Он поднял воротник своей
синей куртки, чтобы спрятаться от утренней прохлады. Я
замечаю, как его голые руки слегка дрожат. Он держит видеокамеру,
которая поможет нам потом проанализировать прыжок.
Заглянуть правде в глаза
Родители часто навещают меня в больнице. Это придает мне
сил. Прошло несколько дней, и я чувствую себя чуть лучше,
чуть сильнее, несмотря на боль. Я могу вставать и прогуливаться
до уборной, но еще не время для более далеких странствий.
Ко мне также приходят знакомые и близкие. Пусть это и
изнуряет, но я очень рад видеть каждого из них. Алекс
Пойнтнер и Томас Дитхарт приходят с моим менеджером Хансом
Гшвендтнером, заходят и глава клиники ALTIS доктор Георг
Лайтай, и мой тренер Хайнц Кюттин. Мы говорим о том и
о сем, радуясь, что все закончилось так хорошо. Они восхищаются
моей смелостью, дают мне время и выражают мне доверие.
Это безумие! Я тронут и очень благодарен за то, что могу
быть частью такой команды.
Но все равно у меня остается много свободного времени
на то, чтобы много думать. Куча вопросов кружится в моей
голове. И я знаю, что не для всех сейчас найдутся ответы.
Мне нужно сосредоточиться на восстановлении и запастись
терпением. Но терпение никогда не было моей сильной стороной.
Самый назойливый вопрос - конечно же, «почему?». Как это
могло произойти? Было ли это моей ошибкой? И если да,
то что я сделал не так? Для того, чтобы обдумать все это,
я должен был понять, почему. Я прошу Алекса Пойнтнера
поговорить со мной о прыжке и о падении. Он приезжает
в больницу и заходит ко мне в палату с ноутбуком под мышкой.
Мы детально проговариваем произошедшее, и он рассказывает
мне, как все было и что он об этом думает. Но после долгих
колебаний я хочу увидеть это своими глазами. Меня преследует
нехорошее чувство сомнения, но я знаю, что чем дольше
я откладываю этот момент, тем сложнее будет потом. Мое
сердце бьется очень быстро, когда я включаю видеозапись.
Я вижу чужого мне человека на стартовой вышке, отталкивающегося,
прыгающего и падающего на гору. Будто это не я врезаюсь
в землю со скоростью 100 километров в час. Мне тяжело
на это смотреть, но кроме этой тяжести я почти ничего
не чувствую. Хорошо, что я увидел это. Теперь я знаю,
что я упал, потому что сошлись сразу несколько разных
обстоятельств, и меня просто покинула удача. И мне этого
достаточно. Я закрываю ноутбук. Я заглянул истине в глаза.
На этот раз хватит.
Пока Хайнц пытается справиться с видеокамерой, мой
взгляд снова начинает блуждать. Керамическая лыжня на
горе разгона подготовлена безупречно. Внизу, за трибунами,
раскинулся маленький городок посреди долины. Красивая
картина. На востоке медленно восходит солнце, и его утренние
лучи очерчивают темные тени гор. Крыши домов уже залиты
светом и бликуют рыжей черепицей. То и дело блестнет что-нибудь
на солнце, или какая-нибудь машина проедет сквозь пелену
плотного солнечного света. Жизнь уже кипит в городке.
Люди спешат на работу, торопятся в булочную или направляются
куда-то еще. Они беззаботно снуют туда-сюда по улицам,
преследуемые лишь моим взглядом.
Все взгляды уставлены на меня
Я сижу за столом, устланным белой скатертью, а передо
мной стоит микрофон. Я оглядываю комнату. Ко мне прикованы
зачарованные взгляды, на меня направлены пять или шесть
телевизионных камер и куча фотоаппаратов. Сегодня, как
говорят, «великий день». Впервые с момента моего падения
я выступаю на публике. До этого я не произнес ни слова,
но скоро пресс-конференция официально начнется, и этот
момент наступит.
Я немного волнуюсь. Почему - я не знаю, особенно после
всего, что я перенес. Может быть, потому что я знаю сам,
что на многие вопросы до сих пор нет ответа. Может быть,
потому что я почти физически ощущаю, что все внимание
обращено на меня. И это нетрудно понять в свете всего
произошедшего.
Меня терзает двойственное чувство. С одной стороны, я
хотел бы остаться в тени и спокойно посвятить себя терапии.
Но с другой стороны, я профессиональный спортсмен, и общение
с прессой и публикой - часть моей работы. Даже когда это
не слишком приятно.
Я осознаю это, когда иду по коридорам больницы. Отовсюду
выходят люди, чтобы поприветствовать меня с улыбкой. И
я тоже улыбаюсь им. Я всегда так делаю, но сейчас это
особенно тяжело. Коллеги в комнате для терапии хлопают
меня по плечу, выражая тем самым свое уважение. И я рад
этому, несмотря на то, что у меня все еще болят спина
и шея. Чашка эспрессо в больничном кафе привносит некое
разнообразие, но и там я встречаю людей. Изумленно, стеснительно
просят они автограф и хотят услышать от меня, как все
произошло. Я принимаю за честь каждую просьбу об автографе
и дружелюбно отвечаю на все вопросы. Даже несмотря на
то, что я не очень-то хочу возвращаться в мыслях к событиям
прошлых недель. Но такова моя природа.
Точно так же и с журналистами: успех и неудачи привлекают
внимание. Заголовки бывают хорошими, а бывают и плохими.
Это логично. Поэтому нужно терпеть. И мне всегда нравилось
общение с прессой, как говорится, и в горе, и в радости.
Но у всего есть пределы, особенно когда слухи заменяют
факты, а факты приукрашиваются для придания им яркости.
И все это за счет других людей. Это мерзко. Но это тоже
должно быть частью моей жизни.
Вступительная часть закончена, и слово передается мне.
Я оглядываю комнату, делаю глубокий вдох и открываю рот.
Внезапно я чувствую облегчение, и мне становится спокойнее.
Потому что такова моя природа.
Мой взгляд возвращается на моего тренера, и он смотрит
на меня в ответ. Я замечаю, как напряглось все его тело,
когда он обернулся еще раз проверить ветровые флажки.
Момент настал. Я проверяю глазами крепления и хлопаю себя
по бедрам. Под костюмом я чувствую, как ноют мои мышцы.
Человек с ясным взором
Мои бедра напряжены. Я ныряю по горе разгона, готовясь
оказаться в полете. Стремительное ускорение чувствуется
в пятках, в коленях, в бедрах. Мои ботинки отрываются
от земли, я ненадолго взмываю в воздух и приземляюсь на
расчерченную часть горы. Тренер Хайнц Кюттин смотрит на
экран и сообщает мне цифры. Мое мастерство несколько пострадало.
И это нормально, когда ты долго не прыгаешь и проводишь
много времени в лежачем положении. То, что важно, так
это то, что боль - в разумных пределах. Спина в порядке,
а шею и голову можно вытерпеть. И я доволен этим. Дела
идут в гору.
Правда, все обстояло не так радужно, как казалось на первый
взгляд. Даже небольшие нагрузки переносились тяжело, а
резкие движения стоили огромных усилий. Тогда мы начали
интенсивный курс реабилитации. Каждый шаг давался с трудом:
два вперед, один назад. Но потом стало легче. Медицинская
команда в Клагенфурте проделала великолепную работу как
в физическом, так и в психологическом плане. Так приятно
чувствовать, что ты в хороших руках.
Теперь наступает время, чтобы тренироваться изо всех сил.
Моя конечная цель - Олимпийские игры. Мысль об этом придает
мне сил, когда я поднимаюсь с кровати с ноющей шеей по
утрам. Хайнц Кюттин проводит со мной в больнице почти
каждый день, и это заряжает меня уверенностью. Его взор
ясен. Он вдохновляет меня на каждый следующий шаг и тормозит
меня, когда я начинаю слишком торопиться. Мы стараемся
делать все размеренно, чтобы двигаться вперед без лишней
встряски. Благодаря нему и многим другим людям в моей
голове становится все меньше вопросов, и моя цель выглядит
более достижимой.
Хайнц выжидает момент, смотрит на меня, поднимает руку
и дает отмашку. Я чувствую, как мурашки бегут по моей
спине. На мгновение мое сердце замирает. Я не могу решиться.
В мыслях всплывает моя дочь Лилли. Я глубоко вздыхаю и
закрываю глаза.
Прекрасные мгновения
Лилли смотрит на меня своими огромными глазами. Сразу
из больницы я направился к ней. Она стоит передо мной
в красном комбинезоне и бежевой шапочке, с раскрасневшимися
от мороза щеками. Она смеется, и я смеюсь ей в ответ.
Все мое тело смеется в этот момент, мои губы, мои глаза,
мое лицо, даже в глубине живота я смеюсь. Конечно же,
моя дочка не знает о произошедшем. Она беззаботно глядит
на меня, будто бы ничего не случилось. Затем она поворачивается
и пытается начать лепить снежный ком своими крохотными
ручками. Мы мастерим снеговика, пусть даже наше творение
не слишком на него похоже.
Я наклоняюсь к ней, чтобы помочь скрепить комья снега.
Моя шея дает о себе знать, но я не обращаю внимание. Лилли
делает пару шагов вперед по снегу, чтобы поставить чуть
кривоватый шар на еще один. Выходит не очень ровно, но
она взвизгивает от восторга. И я радуюсь вместе с ней.
Я наблюдаю за тем, как она снова наклоняется и начинает
катать следующий шар. Я раздумываю, что бы она посоветовала
мне. «Папочка, ты все сможешь»? «Папочка, бросай свои
прыжки»? Я не знаю. И мне грустно об этом думать. Но есть
лишь один человек, который может сделать выбор: я сам.
Доктора дали мне зеленый свет, одобряют это и терапевты,
и тренеры, и федерация. Все в моих руках. Но у меня нет
окончательного ответа.
Пока я отстраненно, в раздумьях, подбираю веточку, чтобы
сделать из нее рот для снеговика, я внезапно чувствую
что-то внутри. Вот оно, это ощущение в глубине живота.
Легкий страх. Но уверенность. И предвкушение. Этого мне
достаточно. Чувства твердят мне, что я должен взойти на
борт самолета.
Лилли тянет меня за штанину - ей нужна помощь с третьим
шаром. Я наклоняюсь, и мы вместе беремся за работу. Постепенно
темнеет, и наступает время прощаться. И это больно, поскольку
сначала я отправляюсь в Оберстдорф, а затем сразу в Сочи.
Но я обязательно скоро вернусь. А пока миссия «Снеговик»
завершена. Впереди - миссия «Олимпийские игры».
С момента, когда Хайнц дал мне отмашку, прошла целая
вечность. В моей голове вспышкой проносится, что если
я не прыгну сейчас, то не сделаю это уже никогда. К черту
все. Я летающий лыжник, я люблю свой вид спорта и я научился
вставать после нокдаунов. Я сделаю все, что в моих силах,
чтобы продолжить прыгать. Шаг за шагом. Я выдыхаю, открываю
глаза и отталкиваюсь от лавки. Потому что такова моя природа.